ВСТРЕЧА В ВОЗДУХЕ
Бортовые огни потускнели, когда лайнер поплыл в полуночной мгле над Атлантикой. Нэнси Дрю успела уже пару раз задремать после вылета из Нью-Йорка, но каждый раз ненадолго.
«Отчего я так беспокойна сегодня? — думала она. — Потому что завтра предстоит увидеть Венецию и прокатиться в гондоле?»
Нэнси Дрю, невзирая на юный возраст прославившаяся как талантливый детектив, была приглашена в Италию, чтобы расследовать одно загадочное преступление, поставившее многих в тупик и связанное с делом, которым занимался ее отец. Работа обещала быть интересной, но Нэнси раскрыла уже достаточное количество различных таинственных происшествий и была путешественницей с немалым опытом для того, чтобы испытывать по этому поводу беспокойство, мешающее ей дремать в самолете.
Нет, ее теперешнее волнение не имело никакого отношения к преступлениям или тайнам, даже если и го, и другое связано с таким прекрасным и загадочным местом, как город Венеция, и Нэнси понимала это. Она не без оснований подозревала, что беспокойство — просто эмоциональный отклик на проблему, которая волновала и тревожила ее с момента, когда самолет вылетел из аэропорта Кеннеди.
«Влюблена я или не влюблена в Нэда Никерсона?!»
Вот в чем был главный вопрос…
Не так давно оба они решили, что охладели друг к другу и могут позволить себе новые «амуры» и что их роман, который начался еще в школе, пришел к концу. С тех пор у Нэнси были одно-два увлечения, сильных, но мимолетных, однако Нэд всегда оставался в ее памяти — надежный, крепкий, как скала, испытанный друг, на которого в любых обстоятельствах можно положиться, куда бы ни подул ветер.
Разговор по телефону с Нэдом, перед тем как ей отправиться в аэропорт, всколыхнул прежние чувства, возникшие еще при первой их встрече. И теперь, несколькими часами позже, она все еще ощущала волнение, сердце никак не хотело успокоиться.
Вообще-то, как ей кажется, они с Нэдом всегда будут на одной волне… должны быть. Но можно ли это состояние, это ощущение назвать любовью?
Она не была уверена.
Со вздохом Нэнси зажгла лампочку у себя над головой, взглянула на часы. Уже без четверти час. В воздухе они больше шести часов, еще два — и приземлятся в Риме.
Нэнси перевела стрелки на шесть часов вперед — итальянское время, взяла с колен детективный роман в бумажной обложке, который читала перед тем, как уснуть во второй раз.
По проходу шла девушка — немного выше и стройнее, чем Нэнси, с прямыми светлыми волосами, большими серо-зелеными глазами. На вид ей было лет девятнадцать-двадцать. Взглянув на Нэнси, пассажирку того же возраста, и увидев, что та не спит, девушка слегка улыбнулась.
Нэнси ответила тем же и была немного удивлена, когда девушка остановилась в проходе.
— Не возражаешь, если я присяду? — спросила блондинка.
— Конечно, нет. Садись, пожалуйста.
Девушка опустилась на свободное место рядом. Нэнси понравилась ее внешность и манера держаться.
— Я ожидала, в самолете будет куда больше народу, — сказала девушка. — А ты?
— Видно, ни один рейс не был отложен, — предположила Нэнси. — И я рада этому. Хорошо, когда можно свободно двигать локтями.
— Ты, наверное, часто путешествуешь?
— Да, пожалуй, довольно часто.
— Ой, как бы я хотела тоже! Сейчас я в первый раз так далеко от дома и сама по себе. Нэнси улыбнулась.
— У тебя каникулы? — спросила она.
— Нет, если бы…
Было что-то печальное и трогательное в голосе, когда она говорила это, и Нэнси пожалела, что задала свой вопрос.
— Извини, — сказала она, — если я что-то не то спросила.
— Не извиняйся. Даже лучше, что я полетела в Италию, чем если бы оставалась в этом Нью-Йорке.
Ее тон звучал немного вызывающе — так показалось Нэнси, и она была несколько заинтригована такой переменой.
— Ты живешь в Нью-Йорке? — спросила она.
— Да, — ответила девушка. — А ты?
— Я из города, о котором ты наверняка никогда не слыхала, — сказала Нэнси и внимательно посмотрела на собеседницу. — Его название Ривер-Хайтс.
На девушке была желтая шелковая кофта и бежевые брюки — и то, и другое купленное, видимо, в дорогом магазине. Но ни шикарного, ни элегантного впечатления она не производила: как если бы еще не свыклась со своей одеждой, не выработала собственного стиля. Единственным подходящим для нее предметом туалета был, пожалуй, ярко-красный индийский шарф, завязанный на горле. Его цвет напоминал языки пламени.
«Готова спорить, — подумала Нэнси, — что владелица этого шарфа что-то скрывает. Или просто не умеет все это высказать. Не научилась еще…»
Размышляя об этом, она вдруг заметила, что девушка внимательно изучает ее.
— Мы с тобой не могли встречаться раньше? — спросила спутница.
Нэнси пожала плечами.
— Возможно.
Та продолжала какое-то время разглядывать рыжеватые, с золотым отливом волосы Нэнси, ее ярко-голубые глаза. Потом с внезапным неловким смешком отвела взгляд.
— Извини, что я так пялюсь. Просто твое лицо показалось мне жутко знакомым. Наверно, поэтому я и уселась рядом с тобой. Казалось, мы вроде знаем друг друга. Меня зовут Тара Иган.
Девушка из Ривер-Хайтса улыбнулась.
— Рада познакомиться с тобой, Тара. Я Нэнси Дру.
— Что? Нэнси Дру?! Правда?.. Ну конечно! Значит, я узнала тебя. Ты ведь знаменитый детектив, который разгадывает любые тайны?!
Нэнси утвердительно кивнула, хотя слово «знаменитый» несколько смутило ее.
— Насчет «знаменитый» не знаю, — сказала она со смехом. — Но, когда удается в чем-то помочь, бываю очень счастлива. В каких-то случаях мне везло.
— Я видела тебя недавно по телевизору! Дело о колдовстве в Англии. Верно?
Нэнси снова кивнула, думая, как бы переменить тему разговора, но собеседница продолжала:
— А теперь, значит, летишь в Италию! Тоже что-нибудь такое?
— Я должна встретиться там со своим отцом, — сказала Нэнси. — Он поехал по делу. А куда ты направляешься, Тара? В Рим?
— А вот и не в Рим! В Венецию. Нэнси засмеялась.
— Как все-таки мал мир! Я тоже лечу туда.
— Ух ты! — воскликнула Тара. — Давай вместе всюду ездить, ладно, а?
Когда выяснилось, что из Рима в Венецию они летят тоже одним рейсом, Тара совсем пришла в восторг.
— Вот красота, скажи, Нэнси! Я уже не чувствую себя такой тошнотворно одинокой! А ты?
— Я тоже рада, Тара. Всегда приятней путешествовать в компании.
То, что они оказались попутчицами, вдохновило Тару на более подробный рассказ о себе. Она поведала Нэнси, что живет в Манхэттене с матерью и с ее вторым мужем в высотном доме, выходящем на Ист-Ривер.
— Мой отчим — агент по недвижимости, — добавила она, и Нэнси удивилась внезапному оттенку злобы, появившемуся в ее голосе.
— Ты говоришь так, как будто это преступление, — заметила она с улыбкой. — Я знаю нескольких агентов у нас в городе, и они, поверь мне, совсем неплохие люди.
— О моем отчиме ты бы этого не сказала, — возразила Тара. — Он «трущобный лорд». Самый настоящий.
— Хочешь сказать: владеет квартирами и домами, которые сдаются в бедных районах?
— Да, и тратит на них гроши — только чтобы не развалились совсем. А остальное ему не важно. Но мать считает его самым замечательным на свете. Они оба были против моей поездки в Италию, понимаешь? Я просто не знала, что делать. Против того, чтобы я поехала забрать вещи, которые принадлежали моему отцу! Сказали, можно сделать так, чтобы их прислали прямо в Нью-Йорк. Разве это не ужасно? Представляешь, они даже не хотят выяснить, что с ним случилось, как он провел свои последние дни… Я сказала, что все равно поеду, нравится им это или нет. У меня хватит своих денег, которые я скопила. В общем, они поняли в конце концов, что не остановят меня. И махнули рукой.
Тара умолкла, чтобы перевести дыхание. Нэнси, выслушав эту бурную речь, спросила о том, что показалось ей главным:
— Когда же ты в последний раз видела отца?
— Около пяти лет назад. Он как раз вернулся в Нью-Йорк с Ближнего Востока и заявился к нам — прямо как с неба свалился. В полном смысле слова. Мать ни за что не хотела его видеть и была против того, чтобы я с ним встречалась, но я устроила такой детский крик на лужайке, что ей пришлось согласиться. Мы с ним завтракали, а потом пошли обедать, а после на бродвейский спектакль. А на следующий день поехали в Джерси, это наш пригород на берегу океана, и плавали, и валялись на песке под солнцем. Ух, какой был шикарный денек! Я так была довольна!
Тара почти захлебнулась словами, и Нэнси увидела у нее на глазах слезы. Она сжала руку девушки и произнесла:
— Твой отец чаще бывал за границей, чем дома, да?
— Это верно. Ездил по всему миру. Мать говорила, что никакой он не художник, а искатель приключений. Даже авантюристом называла. Никогда он не мог усидеть на одном месте. Из-за этого они и разошлись, я думаю… Он работал в рекламном агентстве по оформлению, когда они поженились. Но вскоре, мне говорили, ушел оттуда и поехал писать картины в Мексику, а после, насколько я знаю, у него уже не было постоянной работы. Иногда ему удавалось продавать картины через галереи, и тогда он опять уезжал, чтобы рисовать где-то. А мама, в конце концов, устала оттого, что у нее не было настоящего дома. Так она все время жаловалась.
— Могу представить, — сказала сочувственно Нэнси. — Ты слышала что-нибудь об отце после того, как родители расстались?
— Да, конечно. Он посылал мне открытки и письма отовсюду. И путевые заметки, которые писал для разных журналов, со своими рисунками… Ну, может, не всегда, но часто. Правда, последние два года я редко слышала о нем…
За иллюминаторами уже был дневной свет, освещение в салоне самолета выключили. Нэнси раздвинула занавески, зажмурилась от лучей утреннего солнца. Она не жалела, что лишилась возможности поспать перед приземлением, ее уже не клонило в сон, и она с волнением ожидала момента, когда под облаками появятся первые различимые признаки прекрасной страны Италии. Кроме того, ее всегда интересовали люди и их проблемы, а история, кратко рассказанная Тарой, казалась достаточно серьезной и интересной.
— Твой отец какое-то время жил в Италии? — спросила она. — Или просто приезжал туда ненадолго?
— Он задержался в Венеции, насколько я знаю, — ответила Тара. — Писал мне оттуда, что это самый прекрасный город в мире, особенно для художника. Он так хотел, чтобы я приехала и побыла с ним, но у него никогда не хватало денег на билет для меня. А моя мать с отчимом и не подумали предложить мне свою помощь — не хотели, чтобы я виделась с отцом. И вот теперь…
Тара не закончила фразу, в голосе ее было столько горечи, что Нэнси снова участливо сжала руку девушки.
— Твой отец был, наверное, еще достаточно молод, — тихо проговорила она.
— Да, сорок с небольшим. Он на год старше матери. А умер он… С ним произошел несчастный случай… Утонул в канале.
— Боже, как ужасно! Тара, я так сочувствую тебе. Как же это могло случиться?
— Мы не знаем толком. То есть, хочу сказать, нам не известны подробности. Мы получили телеграмму, в которой было просто сказано, что он утонул. И все… Поэтому я решила во что бы то ни стало поехать…
Стюардесса начала разносить завтрак, разговор между девушками прервался, а после еды Тара засыпала юную сыщицу вопросами о ее работе, связанной с раскрытием таинственных и загадочных дел. Но в своих ответах Нэнси была довольно лаконична.
Вскоре было объявлено через динамик, что самолет пошел на снижение, девушки неотрывно глядели в иллюминатор, и разговор снова прервался.
Но вот лайнер совершил посадку, и через некоторое время пассажиры очутились в таможенном зале римского аэропорта имени Леонардо да Винчи, заполненного многочисленными встречающими и пассажирами.
Проверка багажа происходила очень быстро, и буквально через несколько минут они уже шагали вслед за носильщиком в оранжевой униформе, который нес их чемоданы по бесконечным переходам, мимо бесчисленных магазинчиков и киосков — туда, откуда совершались полеты по местным линиям.
Здесь они ожидали каких-нибудь полчаса и по прошествии этого времени были уже на борту самолета, который должен был доставить их прямо в Венецию. Меньше часа летели они над итальянским «сапогом», и все это время Тара была очень возбуждена. Ее беспокойство росло с каждой минутой, она беспрерывно задавала вопросы, вскрикивала, ерзала на сиденье. Незадолго до приземления она спросила свою золотоволосую попутчицу:
— Скажи, тебя кто-нибудь будет встречать? Вопрос прозвучал робко и с какой-то надеждой. Нэнси энергично покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Отец собирался, но в последний момент у них там назначили важное совещание, и он не сумеет.
Тара вздохнула с видимым облегчением.
— Значит, ты сможешь поехать со мной?
— Конечно, если не возражаешь.
— О, я так рада буду! Видишь ли, Нэнси… Мой отец, до того как все это с ним случилось, был здесь не совсем один. У него была женщина… Его друг. Итальянка… — Тара замолкла и кинула на Нэнси встревоженный взгляд.
Та молча кивнула. Тара нервно засмеялась и продолжила:
— Чем ближе к Венеции, тем все страшнее для меня мысль о том, что надо встречать разных людей, знакомиться с ними, говорить об отце, объяснять что-нибудь.
Нэнси видела, что у Тары вот-вот брызнут слезы, она понимала, что та переживает все это так, словно едет на похороны отца.
— Рада буду, если смогу чем-то помочь тебе, — сказала Нэнси вполне искренне. — И постарайся не волноваться так, Тара. Уверена, ты будешь молодцом. Твой отец был бы счастлив, если б мог знать, что ты проделала такой путь ради него.
На этот раз Тара очень крепко сжала руку Нэнси.
Когда самолет стал делать круг, заходя на посадку, то, что открылось внизу перед их глазами, напомнило им географическую карту. Они увидели восточную часть итальянского полуострова, омываемую Адриатическим морем; в береговую линию врезался широкий и неглубокий залив, вернее, лагуна, защищенная от моря узкой песчаной отмелью. Словно цепь, протянулась она через горло залива. За этой цепью, на бирюзовых водах лагуны, называвшейся Лидо, плавал город-остров Венеция.
Самолет приземлился в аэропорту Марко Поло, возле прибрежного города Местре. Отсюда они ехали автобусом над лагуной, по автомобильно-железнодорожному мосту протяженностью в пять миль до места, где начиналась сама Венеция.
Из окна автобуса девушки видели, как на их глазах прекрасный, спокойный город поднимался из воды; «Серениссима» — «Безмятежный» — называли его много веков назад, когда Венеция была независимой республикой и грозой морей.
— Какой изумительный! — то и дело восклицала Тара. — Таким я и видела его на открытках. И на рисунках отца. Только не возьму в толк, зачем они построили его на всех этих островах?
— Насколько мне известно, — отвечала Нэнси, — я читала про это в книжках, у них не было особого выбора. Рим тогда погибал, Италию захватили племена варваров. Единственное место, где люди могли чувствовать себя в какой-то безопасности, были эти небольшие болотистые острова на лагуне. И отдельные поселения постепенно превратились в город Венецию.
— В прекрасный город Венецию! — восторженно подхватила Тара. — Прямо не верится, что такое можно построить руками!..
Они вышли из автобуса возле автомобильной стоянки, рядом с Большим каналом и железнодорожной станцией Сайта Лючия. Здесь все кишело, как пчелиный улей. Из вапорётто — так называются в Венеции небольшие пароходы, выполняющие роль городских автобусов, — выходили пассажиры. Им на смену уже шли другие — желающие совершить поездку по каналу.
Тара сказала, что через бюро путешествий для нее забронировали место в недорогом пансионе, вместо отеля.
— Где-то в районе Сан-Поло, кажется, — добавила она, роясь в сумке в поисках адреса.
— Мы сейчас как раз в этом районе, — сказала Нэнси. — Он самый первый на правом берегу Большого канала. Можно бы пройти пешком вдоль него, если б не наши вещи.
В конце концов девушки наняли гондолу, которая доставила их к узкой набережной перед пятнистым розовым домом, на дверях которого была табличка: «Пансион Дандоло».
Хозяйка пансиона, синьора Дандоло, особа, похожая на многодетную мать, приветствовала вновь прибывшую квартирантку гостеприимной улыбкой и позволила Нэнси оставить вещи в комнате Тары, поскольку девушки решили, не откладывая, отправиться в дом, где жил перед смертью отец Тары, Рольф Иган.
— О да, — ответила хозяйка на их вопрос, — это в пяти минутах ходьбы отсюда. Мой сын Дзорци может показать вам дорогу.
Жизнерадостный мальчик лет десяти с гордостью повел американок по нужному адресу, и вот они уже стоят перед внушительным, но чрезвычайно узким зданием желто-коричневого цвета, возраст которого никак не меньше двух веков.
— Грацие танто, синьорины! — с воодушевлением поблагодарил он девушек, когда те протянули ему монетку. — Если нужно куда пойти, всегда могу проводить вас. Только крикните: Дзорци!
— Хорошо, крикнем, — пообещала Нэнси.
В портике дома Тара нажала на кнопку звонка под маленькой табличкой, где было написано: «Синьора Анджела Спинелли».
А дверь открыл человек, которого они никак не ожидали увидеть. У Нэнси даже перехватило дыхание, когда их глаза встретились, и сердце тревожно екнуло.
И немудрено: молодой венецианец, стоявший в дверях, был невероятно красив, таких она еще не встречала.
ВЫСТРЕЛ В ТЕМНОТЕ
Волосы у юноши были темные и волнистые, глаза — цвета янтаря. Когда он улыбался, — а в данную минуту он именно это делал, глядя на двух симпатичных девушек, замерших перед ним, — становились видны его ровные красивые зубы и две небольшие ямочки на щеках.
— Да… вы… — начал он.
Его голос прозвучал для Нэнси приятней и мелодичней, чем голос самого Лучано Паваротти. Он не был, правда, так высок, как полагается нормальному киногерою, — всего пяти футов и десяти дюймов или около того, но фигура у него была стройная, вполне пропорциональная: широкие плечи, узкие бедра, а руки и грудь, судя по тому, что виднелось из-под рубашки с короткими рукавами и открытым воротом, были гладкими, смуглыми и мускулистыми.
Его улыбка сменилась легким покашливанием, и Нэнси, не без замешательства, осознала вдруг, что они с Тарой чересчур упорно уставились на него. Упорно до неприличия.
— А, конечно! — воскликнул он, обращаясь к Таре. — Вы, должно быть, синьорина Иган?
— Д-да, — ответила та не сразу. — А это моя… моя подруга Нэнси Дру.
Снова Нэнси почувствовала гулкий удар сердца, когда его искрящиеся глаза на мгновение задержались на ее лице и фигуре.
— Очень приятно познакомиться с вами обеими, синьорины. Прошу, заходите в дом.
Он повел их через отделанный изразцами портик к довольно обшарпанной лестнице, и пока шли, говорил, чуть повернув к ним голову, мешая английские слова с итальянскими:
— Простите, что не сразу назвал себя. Немного позабыл о хороших манерах. Я Джованни Спинелли, но можете называть меня просто Джанни.
Он произнес свое уменьшительное имя почти как «Занни», и Нэнси сообразила, что так оно звучит на венецианском диалекте и, значит, имя юного гида, который привел их сюда, на самом деле не Дзорци, а Джордже.
Они поднялись на второй этаж, где не наблюдалось особого порядка, но все имело обжитой, даже веселый вид. Мебель, хотя и старая, и изрядно потрепанная, была тем не менее изящна, занавески и восточного стиля подушки ярких цветов, прекрасные картины на стенах и причудливый лепной орнамент на потолке отличались изысканностью.
В ответ на целый залп итальянской речи, которой выстрелил Джанни, из кухни появилась белокурая привлекательная женщина лет сорока. Когда Джанни указал на Тару, женщина со слезами на глазах бросилась к ней и бурно обняла.
— О mia poverina! — восклицала она. — О моя бедняжка! Подумать только, что мы должны встретиться при таких печальных обстоятельствах! Я Анджела, да, да, Анджела Спинелли, близкий друг твоего отца. Он очень любил тебя и часто говорил о тебе с большой нежностью.
У Тары в глазах были слезы, она была очень тронута и взволнованна. Потом Анджела познакомилась с Нэнси и объяснила обеим девушкам, что Джанни — ее младший брат. После чего предложила им отведать блюдо из макарон, а когда гостьи отказались — они ведь совсем недавно завтракали в самолете, — макароны были заменены растворимым кофе с маленькими миндальными печеньями.
— А теперь, — сказала синьора Спинелли, когда отдана была дань традиционному гостеприимству, — теперь нам пора поговорить о твоем отце, дорогая Тара, хотя этот разговор будет тяжелым. Ты ведь хочешь, конечно, узнать все печальные факты, связанные с его смертью?
Тара молча кивнула и закусила нижнюю губу, чтобы та не дрожала.
— Рассказывать придется не так уж много, — с горечью начала Анджела. — Я сама мало что знаю… Однажды поздно вечером Рольф… твой отец… возвращался домой в нанятой гондоле. Внезапно с набережной, от одной из каменных тумб, мимо которых они проплывали, раздался выстрел… Так сообщил в полиции гондольер, ты понимаешь? Он сказал, что этот звук напугал его, и он стал смотреть, откуда тот раздался, поэтому не сразу увидел, что произошло с твоим отцом. Но затем краем глаза заметил, как его пассажир падает за борт. Тут он в ужасе бросился на помощь, но отец уже был в воде…
— Разве никто не пытался его спасти? — сдавленным голосом произнесла Тара. — Вытащить?
— Конечно, конечно, дорогая. Только в тот момент там никого не было, кроме гондольера. И было темно. Он говорит, что искал везде, очень долго, все надеялся, что Рольф… твой отец… покажется из воды. Но напрасно… Глубина там очень большая, все знают…
Тара не могла сдержать рыданий. Джанни, который во время этой беседы не присел ни на минуту, а ходил туда-сюда по комнате, бросился утешать ее.
— Ну, пожалуйста, синьорина, — говорил он. — Не плачьте так… Мы с Анджелой не можем видеть, как вы рыдаете. Поверьте, мы готовы сделать все, чтобы помочь вам в вашем горе.
Говоря все это, Джанни поглаживал руку Тары, и Нэнси не без некоторого удивления наблюдала, как внезапно изменился молодой человек: из самоуверенного, знающего себе цену, легко улыбающегося красавца превратился в заботливого, даже нежного друга… «Не всякий артист на сцене сумел бы так преобразиться», — подумала она.
Но об этом, естественно, говорить ничего не стала, а осторожно спросила:
— Можно, синьора, я задам вопрос по поводу мистера Игана? Я хотела бы… Анджела всплеснула руками.
— Ma naturalmente! Разумеется! Спрашивайте, о чем желаете, дорогая! Вы подруга дочери Рольфа и вместе приехали, чтобы разузнать о нем… Как это благородно!.. Что бы вы хотели еще узнать?
— Следует ли понимать так, что он… Что выстрел оказался смертельным?
Анджела энергично пожала плечами.
— Скорее всего… Но кто может сказать с полной достоверностью, дорогая? Гондольер сообщил, что услыхал выстрел или… или, по крайней мере, что-то похожее на выстрел. Так ведь?.. Но сам он не уверен, что это именно так.
— Если в отца не стреляли, — поспешила вмешаться Тара, — почему же он упал за борт? Анджела помолчала.
— Не сердись на меня, дорогая, — после паузы сказала она, — но не могу скрыть то, что услыхала от гондольера. А он говорил, что его пассажир много пил вина в тот вечер… очень много. В полиции посчитали, что, наверно, он был пьян и потому свалился в воду. Или что если был выстрел, то, возможно, он испугал его, твой отец потерял равновесие и… понимаешь… Я больше не могу говорить об этом.
В голосе синьоры Спинелли послышались сдерживаемые рыдания, она достала платок, вытерла глаза. Несмотря на ее несколько театральную манеру говорить и вести себя, Нэнси почувствовала, что эта женщина действительно любила Рольфа Игана и горюет по нему не меньше Тары.
— А что гондольер увидел, когда обернулся на звук? — задала все же Нэнси следующий вопрос. — Он не говорил, заметил ли кого-нибудь на набережной?
— В этом он тоже не уверен, — ответила Анджела. — Но как будто бы… похоже на то, что кто-то мелькнул в переулке между домами. Может быть, это был тот, кто стрелял, а может, просто прохожий. Все внимание лодочника, говорил он, бьшо поглощено пассажиром, который упал в воду. Помимо того, в том месте, где все случилось, было очень темно. Единственный свет исходил от фонаря самого гондольера.
— И тело мистера Игана так и не было найдено?
— К сожалению, нет. В полиции считают, что течение и отлив унесли его в лагуну, а возможно, в открытое море.
Тара тихо плакала, Джанни участливо похлопывал ее по плечу, Анджела печально смотрела на них. Нэнси видела по ее взгляду, что женщина гордится своим братом и что это стало уже ее привычкой. Анджелу, конечно, можно было понять: красивый, атлетически сложенный юноша наверняка пользовался сокрушительным успехом не только у венецианских девушек, но и у многочисленных туристов женского пола. А разве сама Нэнси может заставить себя не глядеть то и дело в его сторону, чувствуя при этом, как теплая радостная волна заливает сердце?
«Хорошо, что не придется часто видеть этого парня, — подумала она, — не то я с легкостью могла бы стать его жертвой за номером, например, девятьсот сорок семь или чем-то в этом роде!..»
И тем не менее ее чувства к Джанни не целиком состояли из восторга и восхищения. Что-то в его сверкавших янтарным блеском глазах, в кошачьей грации мускулистого тела подсказывало ей, что он может быть таким же бессердечным и жестоким, как нежным и красивым. Хотя, возможно, впечатление это рождалось чрезмерной театральностью жестов и интонаций, присущей вообще многим итальянцам…
Повернувшись снова к его сестре, Нэнси сказала:
— Не могли бы вы, синьора…
— Пожалуйста! Называй меня Анджела, — воскликнула та.
— Скажите, Анджела… А что вы сами думаете о том, что произошло с отцом Тары? Кто-нибудь убил его?
— О мама миа! О Боже! Как вы можете задавать такой вопрос? Откуда мне знать?
— У него были враги? — продолжала допытываться Нэнси. — Знали вы кого-нибудь, кто хотел бы ему зла?
Синьора Спинелли ответила не сразу, она задумалась.
— Нет, — сказала она потом, качая головой.—
Я не знаю таких.
Однако Нэнси обратила внимание на странное выражение, мелькнувшее у той на лице и моментально исчезнувшее, что заставило нашу юную сыщицу предположить: возможно, услышанный ответ не до конца правдив, и синьора Спинелли знает куда больше об обстоятельствах, приведших к трагической смерти Рольфа Игана, чем говорит. Что ж, в конце концов, это ее личное дело: быть может, и это вполне резонно, она не хочет впутывать сюда других людей, не будучи вполне уверенной в их причастности. Зачем?..
Тара тем временем перестала плакать, издав последний горестный всхлип, и проговорила сквозь слезы:
— Нэнси… Эта девушка… Она здорово умеет разгадывать всякие тайны… Разные преступления… Вы даже не знаете, она очень известна у нас в Америке. Ее по телевизору показывали.
— Неужели по телевизору? — с изумлением спросила Анджела. — Тогда, наверно, в один прекрасный день она откроет нам, что же на самом деле произошло с твоим дорогим отцом. Не правда ли?
Но уверенности в ее голосе не слышалось, в нем звучало чуть насмешливое сомнение. Или так показалось Нэнси?.. В глазах Джанни оно определенно было…
Отбросив эти мысли, она обняла Тару, помогая ей прийти в себя. Та с благодарностью посмотрела на Нэнси и с еще большей благодарностью обратила свой взор снова на красавца Джанни, который ответил ей взглядом и улыбкой, рассчитанными на немедленное завоевание сердца любой хотя бы мало-мальски чувствительной особы женского пола.
— Я… я думаю, мы можем теперь посмотреть на вещи отца, — сказала Тара негромко и с усилием.
— Разумеется, — откликнулась Анджела. — Сейчас самое время. Пойдемте.
Когда они направились к выходу, Джанни перевел взгляд с лица Тары на Нэнси, и та, к своему удивлению и замешательству, увидела в его глазах неприкрытую чувственность, а в легкой улыбке — приглашение, которое не должно быть отвергнуто, ибо подобное просто еще не случалось и не может случиться никогда…
Нервная дрожь пробежала по телу Нэнси. Как он смеет так смотреть на нее — сейчас, в такой момент, тем более что минуту назад он выказывал сочувствие, даже нежность по отношению к Таре и они выглядели такими естественными и искренними?! Теперь же его взгляд, устремленный на нее, выражал предупреждение о том, что любая девушка, на которую падет его выбор, неминуемо окажется в его власти, будет всецело принадлежать только ему.
«Нет, такому человеку доверять опасно», — решила она, продолжая ощущать холодок в спине. А впрочем, кто знает — может, она все придумывает: от усталости, после бессонной ночи?..
Анджела повела девушек в комнату, которую занимал отец Тары, показала принадлежавшие ему вещи. Их было на удивление мало: совсем немного одежды; в ящике комода — личные бумаги, конверт с фотографиями за несколько лет, принадлежности для рисования и сами картины и эскизы.
Нэнси, неплохо разбиравшаяся в живописи, сочла его работы достаточно колоритными, красочными и красивыми. Они как бы выражали его вольнолюбивый, склонный к приключениям дух, а также свидетельствовали, так полагала Нэнси, о незаурядном таланте. Однако она не считала, что подобная живопись способна принести коммерческий успех ее создателю, что и подтверждалось всем его образом жизни.
Девушки продолжали еще разглядывать картины, когда Анджела, всплеснув руками, воскликнула:
— Ах, да! Только что вспомнила…
— Вспомнили? Что?
— Твой отец очень хотел, чтобы оно было у вас. Собирался послать по почте, и только этот ужасный случай помешал ему… Aspetta uno momento! Подождите минутку, я сейчас принесу!
Анджела выбежала из комнаты, Нэнси и Тара посмотрели друг на друга: обеих заинтриговала возбужденная речь хозяйки дома. Что мог такого особенного передать ее отец своей единственной дочери?
Девушки с волнением и любопытством ожидали возвращения Анджелы. Что она принесет им?..
Теги: Читаем Нэнси Дрю
Отредактировано Настёна (2012-01-26 18:39:06)
